- О, это высокая эстетическая оценка, - хохотнул маг. - Но вряд ли я особенно волнуюсь, у нас сейчас есть проблемы и посерьезнее, чем рваная одежда.
И он решительно зашагал вперед.

Когда Поншар уже начал выбиваться из сил, а неутомимого Ватто - покидать возбуждение, вызванное употребленной кровавой поллитрой, среди деревьев начали мерцать отблески затухающего костра. Запах гари и паленого мяса стал уже нестерпимым настолько, что Ватто замотал лицо шейным платком и всерьез пожалел, что кожаный свой шлем потерял при падении с обрыва.
Впрочем, от увиденного он забыл и о шлеме, и о платке.
- О Свет...
В перелеске, отделявшем летнюю резиденцию Наследодателя от тракта, была некогда проделана просека почти до самой резиденции; к тому времени, когда населявшие ее вампиры начали всерьез беспокоить местных, просека уже опушилась молодыми деревцами и почти слилась с остальным лесом. Теперь же эти деревца были переломаны и обожжены, своими обугленными останками ложась в ровный круг ярдов в пятьдесят, и в середине этого круга Ватто увидел знакомый и не милый сердцу образ - обгорелый столб посреди остатков помоста, на котором висело что-то, бывшее пару часов назад человеческой фигурой. Угли уже догорали, еретик, пусть и не прогоревший, уже не дергался, и не было видно ни присяжных, ни исполнителей, ни полагавшихся на подобном мероприятии восторженной толпы.
- Аутодафе посреди леса, - Ватто присвистнул. - Экзотично.

Маг на секунду застыл, словно не доверяя глазам.
- Но... почему здесь? И кому это понадобилось в подобном месте? Да здесь нечисть на каждом шагу, кого здесь вообще волнуют еретики?
Он сделал паузу, вглядываясь вперед и добавил в странной задумчивости:
- Я думаю... это не совсем то, чем кажется.
Быстро оторвав клок от того, что когда-то было мантией, он прикрыл нос и рот и начал приближаться к столбу.

"Распорядитель" нашелся быстро - он лежал поодаль от костра, в неестественной позе, переломанный в самых неожиданных местах. Ватто, качая головой, обошел труп по кругу. Это действительно был инквизитор - поверх робы на нем кажущаяся декоративной, но на самом деле зачарованная от пояса до ворота кираса. К сожалению, она не спасла его от неведомой силы, что смяла его, как исполинский кулак. Ватто вгляделся в его лицо - некогда жесткие и правильные черты исказила мука; на подбородке запеклась кровь.
Вскрик Поншардона заставил Ватто оторвать взгляд от поверженного Пса Господня; от увиденного ему самому стало плохо.
Поншардон, заметно побледневший, держал шляпу Магни.

Маг выругался сквозь зубы.
- Почему она? Да что здесь вообще происходит? Я бы еще понял, если бы Инквизиция охотилась за мной. Но Магни?

- Полагаю, об этом стоит спросить у Вэр, - мрачно отозвался Ватто, поднимая голову. В том, что висело на столбе, опознать Магни было трудно. - Полагаю, битву она пережила, хотя этот... воин Господень заставил ее пойти на крайние меры - его явно не святая магия поразила.

- Если так, то она должна была вернуться в город, - маг еще раз мрачно глянул на то, что осталось от Магни, и устало опустил шляпу на землю около столба, словно цветок на надгробие. - Надо и нам возвращаться. Хотя... вероятно, следовало бы сначала предать земле останки... она была хорошим товарищем.

- Уверен, что мы ее донесем? Не хотелось бы хоронить ее здесь, - ладонь Ватто легла на плечо мага - тяжелая и надежная, как каменная плита. - Можно сказать остальным, где тело, чтобы ее забрали... город уже близко.

- Да, пожалуй, так будет разумнее, - Поншардон на секунду накрыл его пальцы своими. - Мы оба устали. Пойдем.

По дороге они встретили Мердока с двумя весталками и плетущимся в хвосте шутом.
- За Магни? - тихо спросил Ватто, которого уже понемногу накрывала жажда, и говорить приходилось, не разжимая губ.
- За ней, - сухо и как будто с неприязнью отозвался храмовник. - Почему вы ее не забрали?
Ватто кивнул на мага, который чем дальше, тем хуже держался на ногах, и к тому времени практически висел на Ватто:
- Не донесу двоих.
Мердок кивнул, даже не спрашивая, что к чему.
Когда они уже разошлись, он неожиданно повернулся и крикнул:
- Этой ночью мы потеряли троих. Дуке сожрали свинолюди. Макдауэлла заманила сирена. А знаешь, что случилось с Монтегю?

Маг тихонько фыркнул.
- Надо было мне, наверно, глотнуть красного винца, - и, повернувшись к Мердоку, громко спросил: - и что же случилось с Монтегю?

- Он отказался пить кровь и засох за пару дней, - может, Ватто показалось, но в голосе Мердока прозвучало восхищение. - К сожалению, остальные оказались не столь щепетильны. Поэтому Наследник держит их в изоляторе, пока не придумает способ их исцелить... или упокоить.

Поншардон негромко выругался.
- Думаю, Наследник быстро придумает, как сделать так, чтобы несколькими больными стало меньше. Я никогда не сомневался в его... милосердии.
Эти слова сопровождались короткой, но выразительной гримасой.

Мердок хрипло, неприятно как-то рассмеялся, разворачиваясь на каблуках. Белое его храмовничье одеяние сияло, как свежевыстиранная простыня.
- Мудак он, короче, - сделал вывод Ватто, и с новыми силами потащил Поншардона в город.
В Гамлете их ждал новый сюрприз: вещи Ватто и Поншардона были аккуратно собраны и выставлены за двери казармы. Ватто даже подивился, что никто ничего не взял из его скромных пожитков (вещи мага, по-видимому, пытались разобрать, но не смогли открыть зачарованный саквояж). Усталая и непривычно бледная Круэль встретила их крайне прохладно:
- Нам жаль друзей сердечных изгонять, но ваша хворь заразна оказалась. Вампиров всех велел наследник отселить в тот монастырский корпус, что сто лет уж с лишним как стоял пустой. Там в безопасности останетесь и вы, и мы.

- Ладно, все ясно, - проворчал Поншардон. - Где этот корпус?
Он сделал легкий жест в сторону саквояжа, и тот слегка приподнялся над землей, словно обрел воздушную подушку. Было очевидно, что нести его магу не придется - саквояж понесет себя сам.

- Я покажу, - Ватто тяжело вздохнул, подхватывая свою котомку. Посмотрел на парящий в воздухе саквояж, на мага, и, фыркнув, уложил котомку сверху. - Тебе не тяжело будет? - с ухмылкой.
...Заброшенный корпус и теперь не ожил, когда в нем поселились полтора десятка зараженных героев. Из дальней кельи слышались чьи-то всхлипы, перемежавшие горячую молитву. Одна из келий стояла, распахнутая настежь; на ее каменном, некогда вытертом сотнями поколений монахов полу Ватто увидел знакомую плеть.
"Монтегю..." - почему-то его смерть ударила больнее, чем гибель Магни, несмотря на то, что, в отличие от заводилы-мародера он сам и планомерно разрушал себя и шел на смерть. Ватто поднял плеть - шипастая семихвостка издевательски-удобно ложилась в ладонь.
- Пожалуй, я буду спать здесь, - сказал он остановившемуся за дверями - в тесном закутке не развернулись бы двое - Поншардону. - И...знаешь, тут внизу есть купальня. А нам обоим не мешало бы привести себя в порядок.

Спок:
- Да... пожалуй, - вид у мага был совсем измотанный. Машинально проследив за тем, как Ватто взял в руки плеть, он наморщил лоб: - а эту штуку лучше оставь... во всяком случае, до более подходящих времен. Сейчас на тебе и так живого места нет.
Он окинул усталым взглядом ряд одинаковых дверей и толкнул одну наугад - келья оказалась свободна.
- Я переоденусь и выйду. И пойдем отмываться после прогулок по болотам.

Nanicha:
- Я больше не вижу в этом смысла, - тихо отозвался, скорее сам себе, Ватто.
Купальня была пустой и холодной, но в бочках у стены оставалась вода. Ватто помылся бы и холодной, но Поншардона морозить ему показалось жестоким - и, открыв печь, на которой грели ведра с водой, он принялся ворошить угли.

Спок:
Маг, сбросив рубаху, опустился на скамью и тяжело привалился спиной к стене. Его лихорадило; он все отчетливее понимал, какую колоссальную совершил ошибку, не сделав хотя бы пары глотков из найденной ими бутылки. Ватто стоял совсем близко; Поншардон вдруг подумал, что ведь они оба могут умереть, совсем скоро, в ближайшие несколько дней. Умереть, так и не узнав, не почувствовав... мысль ускользнула, не успев оформиться, но оставив смутное ощущение жажды - неутоленной и еще более настойчивой, чем жажда крови.
Маг резко встал, борясь с головокружением, и шагнул к Ватто.
- Скажи... ты боишься смерти? - прошептал он, а в следующее мгновение его сухие, обветренные губы уже прижимались к губам храмовника - поспешно, лихорадочно, словно в горячечном бреду. Никого, никогда прежде он так не целовал. Это было похоже на голод дикого зверя.

- Соврал бы, если б сказал н... - договорить Ватто не успел: демон, мучавший храмовника уже многие и многие дни, снова пытался обглодать ему лицо. Кочерга со стуком упала на пол, и Ватто обеими руками обхватил плечи Поншара, отстраняя его настойчиво, но мягко. - Погоди, cuore, дай я закрою вьюшку. Угорим же.
Вьюшка закрыта, и огонь за ней уютно гудит. В купальне становится теплее. Кочерга водворена на место. Ватто выдохнул, сбросив рубаху, нервно поводя плечами. Взгляд Поншара, казалось, прожигал дырку в его затылке; Ватто хотел обернуться - и не мог.
"Ты боишься смерти?"
"О чем ты будешь сожалеть, когда придет твой черед?" призрак Монтегю как живой встал в поднимавшемся от стоящих на печке ведер пару.
"О чем ты сожалеешь?"
Ватто развернулся на пятках, встретился взглядом с единственным своим сожалением - измученным и высохшим,с воспаленным глазами, бледной тенью человека, что он возжелал в один проклятый момент, когда тот со своим магическим саквояжем выпал почти ему на руки из разваливающегося на ходу дилижанса. Человека, который трогательно сворачивался клубочком под плащом Ватто и прикрывал его в бою меткими и хлесткими ударами магии - храмовник почти почувствовал тот легкий разряд, когда чародейская стрела проносится почти впритирку рядом, так что волосы становятся дыбом на руках.
Сам Ватто, впрочем, едва ли выглядел лучше.
"О чем я сожалею? Что дожидался, пока мы начнем умирать", закончил он, шагнув вперед и притягивая Поншара к себе, обнимая обеими руками; ахнул невольно - простое прикосновение кожи к коже казалось убийственнее, чем копье в живот. Новый поцелуй уже ничем не отличался от укуса, и нагретая стенка печи так естественно толкнула его под лопатки, когда Поншар пошел в атаку, будто так и должно быть.
- Cuore mio, - гладкая, без шрамов и отметин, кожа теплела под ладонями, словно оживая от его прикосновений.- Сuore...

Ощущения были такими яркими, что почти оглушали. Временами Поншардону казалось, что он теряет сознание - стены вокруг начинали качаться, а пол уходил из-под ног. Он что-то шептал в ухо храмовника, но не был уверен, что не путается в словах - Ватто взглядывал на него вопросительно, и отвечал что-то неразборчивое. "Он не понимает... как ему сказать? Как объяснить, что он стал для меня целым миром?"
И Поншардон говорил - поцелуями и прикосновениями. Срывая с Ватто остатки одежды и все жарче сжимая его в объятиях, он, казалось, пытался срастись с ним, стать единым целым. И, только когда его дрожащие пальцы сжали чужую, пылающую от возбуждения плоть, до него вдруг дошло, что он делает. Что они оба делают. И он на мгновение замер, тяжело дыша и глядя на храмовника широко раскрытыми, потемневшими глазами.
- Ты... не будешь жалеть об этом?

Nanicha:
Ответом был разочарованный вздох и плавно обмякающая в ладони Поншардона плоть.
- А ты? - мрачно поинтересовался Ватто, с чьих глаз мигом спала поволока.

Спок:
- Я - нет. Не пожалею, - уверенно сказал маг. - Но я не хочу, чтобы после этого ты добил себя этой плеткой. Или сбежал от меня за тридевять земель.

Ватто, извернувшись, подхватил Поншардона под ягодицы и припер к стене, зажав между нагретыми кирпичами и собственным раскаленным телом, прижимаясь пахом к паху - похоже, энтузиазм ненадолго покидал бравого паладина.
- Боюсь, тебе придется поверить мне на слово, Амин, - мягко выдохнул он магу в губы. - Я никогда не пожалею о том времени, что провел с тобой. Разве что о том, что мог провести его больше.

Тогда маг, скользнув рукой между их разгоряченными телами, обхватил длинными пальцами обе плоти - свою и чужую - и провел ладонью вверх-вниз, шумно выдыхая.
- Да, называй меня по имени. Я хочу слышать звук твоего голоса...

- Cuora mio, Amyn... - Ватто зажмурился, прижался к нему теснее - чертовски удобно было держать мага именно так, вжимаясь в него всем телом, уткнувшись лбом в словно специально для этого созданное плечо. - Mia anima, mi amore... - он забормотал что-то совсем неразборчивое, сжимая бедра мага до синяков, изливаясь в ласкающую ладонь, смешав свое и чужое семя. - А м и н...

- Ани товэа бэ-эйнаим бэлах, - шептал Поншардон, изливаясь в кулак почти одновременно с ним. Его срывающееся дыхание обжигало висок Ватто, а запекшиеся, потрескавшиеся губы царапали щеку. - Ты мой свет...

Несколько минут они еще стояли, вжавшись друг в друга, впившись пальцами в плечи, в руки, тычась носами, как слепые котята, касаясь губами - коротко и мягко, как целуются возлюбленные, у которых за плечами не один счастливый год. Но печурка почти прогорела, а пар из закипевших ведер основательно заволок купальню, и трудно дышать становилось уже не из-за рвущего изнутри жара, а из-за духоты вполне внешней. Ватто неохотно отлепился от Амина - раскрасневшегося, с растрепанными усами и припухшим от поцелуев ртом, непозволительно притягательного даже теперь.
- ((Нам нужно помыться)), - сказал храмовник, медленно втягивая и выпуская из себя влажный воздух. - ((Пока грязь не начала отпадать хлопьями)).
Встретив непонимающий взгляд Поншардона, он нервно усмехнулся, сообразив, что произнес фразу целиком по-итальянски.
- Мыться пора, говорю, - пояснил он. - А еще пора поучить тебя итальянскому, кажется, теперь это нам пригодится... и тебе меня научить... на каком языке ты говорил? Не арабский же. Арабский я понимаю.

Поншардон мягко улыбнулся.
- Это иврит. Древний язык, на котором написан Ветхий Завет.
Он не сдержался и снова притянул Ватто к себе.
- Я очень давно не говорил на нем - с тех пор, как покинул родину. Но... слова любви и нежности всегда хочется говорить на родном языке.

На миг глаза Ватто приняли очень округлую форму, но в следующий миг он снова прижал мага к себе - крепко и ласково.
- Ты мастер маскировки, душа моя. Я думал, ты араб или откуда-то по соседству... - конец фразы прервал звук колокола, с которым к обеду созывали монахов от трудов праведных. Храмовник вздохнул, скользя губами по остриженному виску Поншардона, и легко поцеловал его красиво изогнутый нос, прежде чем отстраниться.

- Ну, внешне арабы и евреи отличаются мало, - улыбнулся маг и неохотно отпустил руку храмовника, тоже услышав звук колокола. - Похоже, нас зовут на обед? Да, надо мыться и идти. Иначе нас начнут искать.
Он задумчиво посмотрел на ведра с водой, от которых поднимался густой пар.
- Знаешь, сегодня я снова, впервые за очень долгое время чувствую, что жизнь - совсем неплохая штука. И мне не хочется, чтобы она заканчивалась. Жаль только, то единственное блюдо, которое сейчас нужно нам обоим, в монастыре вряд ли предложат. Нам надо было захватить с собой пару бутылок того... вина.

- По крайней мере, мы прожили ее не зря, - Ватто взял ковш, набрал воды и вылил себе на голову, зафыркав, как мокрый кот. - Хотя я и не планировал вести подобные диалоги прежде, чем разменяю хотя бы четвертый десяток... Ты не видел, куда я кинул мочалку?
В корпусе была своя трапезная,и из нее уже выходили люди, когда Ватто и Поншар покинули купальню. Храмовник даже присвистнул, увидев среди них Тартеваль и Ормонда, бравого и неустрашимого храмовника - хотя теперь он был сам на себя не похож, бледный и поникший.
- Пополнение в нашем войске кровопийц, - мягко произнес он, приветственно сжав руку Ватто. После окинул взглядом Поншардона, и покачал головой. - Ты бы шел к раздаче, чернокнижник. Возможно, в ведре ещё осталась кровь - на тебе уже лица нет.

Маг удивленно дернул бровью:
- Кровь? Они... достают для нас кровь?